Большинство родителей, включая мою маму, с молодых ногтей учат нас говорить только правду, всегда и везде правду и только правду. Но уже будучи взрослыми, каждый из нас постоянно сталкивается с необходимостью решать дилемму, сказать правду, промолчать или вообще солгать. Особенно сложной бывает эта проблема, когда разговариваешь с пациентами, которым надо сказать, что болезнь зашла уже очень далеко и сделать что-то, чтобы её излечить, уже невозможно. Действительно, правда ли, что правда лучше, чем ложь, и что всегда и при всех ли условиях надо говорить только правду и ничего, кроме правды.
Почему правда горькая, а ложь сладкая? Не сказать правду тяжело больному человеку, например, о том, что он или она больны раком, нельзя, потому что каждый человек имеет право знать правду, а сказать, значит повергнуть больного в отчаяние, отнять у него последнюю надежду не только на выздоровление, но иногда и на жизнь.
В своей клинической практике мне приходилось сообщать пациентам о том, что во имя спасения их жизни, необходимо сделать операцию, иногда даже калечащую операцию, какими является удаление глазного яблока, энуклеация, о которой я писала здесь, и, тем более, экзентерация. Нужно было особенно тщательно подготавливать больного человека к решению согласиться на такое хирургическое вмешательство.
Однако психологически более трудной становится задача, когда беседуешь с человеком, уже зная, что все наши усилия оказались не эффективными и пациент, сидящий перед тобой и ожидающий услышать от тебя, от врача, которому он доверяет свое здоровье, узнать, что этот человек уже обречен. Как быть в этих случаях и что же, правда ли, что правда лучше, чем ложь?
Наши учителя, наши наставники считали, что больному, у которого обнаружен рак, говорить об этом нельзя. Лично я тоже до последнего времени, уже исходя из собственного клинического опыта, придерживалась мнения и строго требовала от своих сотрудников скрывать истинный диагноз, тщательно прятать документы, чтобы не травмировать психику пациентов правдивой информацией, которая явится для них тяжелой, часто трудно переносимой ношей, и правду говорить только самым близким родственникам, исходя только лишь из интересов пациента.
Известно, что, чем больше пациент настаивает, тем больше он боится услышать истинный диагноз. Многие больные, только услышав, что их направляют в Институт онкологии, впадали в тяжелую депрессию, о чем я писала здесь Что уж говорить о тех, кому предлагали госпитализироваться даже в наше, считавшееся «легким», глазное отделение, где смертельные исходы были очень большой редкостью.
Некоторые заболевшие раком люди не хотели верить, что у них вообще есть такое заболевание и обращались за лечением в другие медицинские учреждения или даже к знахарям-табибам. А другие, уже находясь на лечении в нашем институте, просто отказывались верить в то, что их лечат от рака. На моей памяти есть случай с врачом-рентгенологом, которую лечили от рака легких.
Чтобы она согласилась на операцию, её очень и очень осторожно пришлось сказать, что у неё есть признаки злокачественной опухоли легких. Эта женщина, великолепный специалист-рентгенолог, рассматривая свой собственный рентгеновский снимок, утверждала, что у неё нет злокачественной опухоли легких, а есть все симптомы туберкулеза легких.
Сказать или не сказать правду больному очень часто было для нас большой проблемой. Тем более стало для меня удивительным, когда в Бельгии я столкнулась с тем, что здесь очень мягко, но все-таки сообщают больному и его диагноз, и тяжесть его заболевания, и даже иногда называют срок его оставшейся жизни, рекомендуя заканчивать все свои земные дела, особенно финансовые, и готовиться отойти в лучший мир.
Для себя я объяснила такое отношение к пациентам тем, что здесь страхование находятся на очень высоком уровне и осторожно сказать правду больным бывает легче, а иногда и просто необходимо.